Полозья громыхнули – дверь открылась,

                                                                                                                             Ведро воды – чтоб жажду утолить…     

                                                                                                                            Такая жизнь Марии и не снилась,

                                                                                                                             Но бесполезно лучшего просить…

 

       Часть I. Голгофа

 

Рябь холодной воды Беломорья –

Много здесь было выпито горя.

Валуны, как могильные камни,

Нам поведают сказы о давнем…

 

Плеск волны, стоны чаек над морем,

Древний лес закружился по взгорью.

Среди мхов непролазные тропы,

Гладь озёр да болотные топи.

 

На горе храм великий вознёсся,

Он второю Голгофой зовётся.

Здесь берёза раскинула руки,

Как распятия след, видя муки.

 

Словно крест, поднялась над горою,

Над туманом седым и над мглою,

Над могилами павших безвинно,

Чьи тела истязали картинно…

 

С удовольствием, юмором, смаком,

С большевистским великим размахом,

Без сочувствия и состраданья…

Сладко видеть чужие стенанья!..

 

О других нет желания думать:

Бей сильней, чтоб судьбу переплюнуть.

Если хочешь спастись от расстрела,

Убивай за великое дело…

 

       Часть II. Активистка

 

В куртке кожаной – просто Мария…

К новой жизни стремится Россия:

Всех железной рукой в лоно к счастью,

Без царя, без проблем – с новой властью!

 

­

- Враг народа? Без слов сразу к стенке –

Новой власти познай кулак крепкий!

- Очень умный? Давай в казематы!

К прежней жизни не будет возврата…

 

… Власть советская всех подкосила,

Но не видела это Мария.

Ей казалось, что люди свободны,

Только проклял её отец рóдный:

 

- Дочь ушла навсегда к краснопузым,

Они лучших людей в трюмы грузят.

В лагеря отправляют, как ‍‍урок,

Словно дом их – ночной переулок.

 

Но не верила в это Мария:

- Значит, что-то они натворили?!

Власть советская правильно судит:

Что заслужат враги, то и будет.

 

- Мы от рабства народ наш избавим

И свободу любить всех заставим!..

Только люди Советов боялись,

Только люди куда-то терялись.

 

В «воронкáх» увозили их ночью

По наветам других, неурочно…

Без разбора, с клеймом «враг народа»,

Чтобы жить без учёного сброда!..

 

Их детей забирала Мария…

В детский дом, как щенят, отвозила,

Чтобы там воспитали как надо,

Раз родители их были гады!..

 

Только горестно дети рыдали,

О другом они видно мечтали.

Им хотелось домой возвратиться,

Не в казённом приюте ютиться.

 

Но Мария им не сострадала,

Боль людскую своей не считала.

Она шла по квартирам и хатам,

Где её «поджидал» враг проклятый.

 

Она делала «доброе дело»

Для Советов решительно, смело:

Отнимала детей беспощадно,

Веря Сталину безоглядно…

 

Матерей и отцов не жалела,

Ведь боролась за правое дело.

- Осознают проступок – вернутся

И за ум, наконец-то, возьмутся.

 

Просто так никого не сажают –

Это с детства все граждане знают!

В это верила просто Мария –

Люди гибли в застенках России…

 

… У Марии железное сердце,

И для жалости в нём нету места.

До страданий людских нет ей дела:

Марш вперёд, за рабочее дело.

 

– Всех буржуев сослать в казематы!

Пусть их там охраняют солдаты!

– Кровососов штыком прижать к стенке,

Чтобы пали они на коленки!

 

Чтобы бывшим рабам поклонились,

Да о шкуре своей помолились!

А детей вырывать у них с корнем,

Воспитает их власть и прокормит!..

 

  *  *  *

 

В куртке кожаной чёрной и в алом платке

Шла Мария по жизни вперёд налегке.

Комиссаром Марии хотелось бы стать,

А для этого в партию нужно вступать.

 

– Чтобы в люди пробиться, Мария, вперёд:

Жечь калёным железом буржуйский народ!

                       Кулаков раскулачивать, бить казаков,                                   

Фабрикантов к расстрелу, дворян и купцов…

 

– Пусть от крови алеет советский наш флаг,

Пусть его обагрит своей кровушкой враг.

И нельзя оставлять стариков и детей,

Нужно корни буржуев изжить поскорей!

 

   *  *  *

…Комсомольское сердце Марии стучит –

            Самосуд беспощадно Мария вершит!..

 

         Часть III. Расплата

 

…А Господь? Он ответа попросит,

Крест свой каждый с рождения носит.

Тёмной ночью узнала Мария,

Что в обмане погрязла Россия…

 

Мать родная ей в ноги упала

И спасти их с отцом умоляла:

– Увезли в ночь отца без разбора.

Он был врач, а его – словно вора?!

 

Ни за что ни про что обвинили,

Лагерями ему пригрозили.

Учинили во всём доме обыск,

На друзей его подали в розыск.

 

В одночасье он стал «враг народа»,

И ему нет защиты от сброда.

Помоги ради Бога, Мария,

Ты ж теперь патриотка России.

 

 

Разузнай, попроси, кого надо,

И отца, дочка, вырви из ада.

Ты ведь знаешь, что он не виновен,

Он порядочным был и достойным…

 

– Ерунда, разберутся, отпустят,

Нет причин для сомнений и грусти.

Наша власть – для простого народа,

На неё наговаривать мода…

 

За отца не имеем мы права просить.

Если он не виновен – должны отпустить.

Будет всё хорошо, мама, только поверь!

И судьбу нашу партии смело доверь.

 

Наш отец не виновен, он скоро придёт!

Вместе с нами дорогу в мир новый найдёт.

И построим без рабства мы жизнь на земле.

Будут радость и счастье стучать в дом к тебе.

 

Ленин, Сталин и партия – с ними вперёд!

Мы к свободе сумеем направить народ!

И заставим счастливыми сразу всех стать,

Только надо нам, мама, чуть-чуть подождать.

 

Разберутся, поверь, коммунисты в ЧКа

И отпустят домой очень скоро отца.

Ну, а если виновен – он мне не отец,

И на этом положим беседе конец!..

 

...Но отца всё же не отпустили,

И в измене его обвинили.

Объявили, что он заговорщик,

Расстреляли в берёзовой роще…

 

 *  *  *

 

…Мать Марии средь ночи забрали,

На допросах её истязали…

С дознавателем нет смысла спорить,

Он процесс жизни быстро ускорит!..

 

*  *  *

 

А Мария металась, просила,

В кабинеты бумаги носила.

Уверяла, что мать не виновна

И свободы, бесспорно, достойна.

 

В кабинетах корили Марию…

 Ведь боролись они за Россию:

– Жалость вовсе сейчас неуместна

 К элементам из барского теста!

 

  *  *  *

 

К комиссарам без страха Мария пошла,

Среди них друга детства Мария нашла.

В ней надежда зажглась негасимым огнём,

Но найти не смогла состраданья и в нём.

 

Был в глазах у него лихорадочный блеск,

И сочувствия в нём не возник даже всплеск.

Он Марию послушал и в бешенстве встал –

Другом детства Марии он быть перестал…

 

– Как ты можешь, Мария, об этом просить?

Всех врагов мы должны косой острой скосить!

Не имеешь ты права, Мария, рыдать!

Свою мать и отца, ты, должна проклинать!

 

- Мать – донская казачка? Без споров в расход!

Истребить решено сумасбродный их род.

Ты, Мария, напрасно хлопочешь о ней,

Мать твою расстреляли уж несколько дней…

 

Так что верой и правдой Советам служи,

Большевистским мандатом своим дорожи.

Ты живёшь для народа в великой стране,

Слёзы лить о буржуях не стоит тебе!..

 

Начинается новая жизнь на Земле,

И она зарождается в нашей стране.

Анархистов, артистов, учёных – в Гулаг.

Каждый умник для партии враг, только враг!

 

Ты послушай, Мария, как сердце стучит!

Это новая жизнь к нам, Мария, спешит!

Ленин с нами всегда, комсомол и весна.

Нам с тобою, Мария, теперь не до сна!..

 

Слышишь, горн созывает надежных людей.

Наша цель – коммунизм, и других нет идей!

Видишь, солнце восходит над нашей страной.

Нет на всём белом свете Державы такой!

 

Надо контру изжить, всех буржуев добить,

По законам по ленинским следует жить!

С нами Сталин, Дзержинский и весь наш народ!

За рабочее дело, Мария, вперёд!

 

Наша партия – мать, Сталин – рóдный отец!..

Ты за ум свой, Мария, возьмись, наконец.

Я, как верный товарищ совет тебе дал.

Но туда, куда надо, я рапорт подал.

 

Пусть с тобой поработают люди в ЧКа,

Червоточинка есть в тебе наверняка…

Там проверят тебя на буржуйскую кровь,

А потом мы с тобой пообщаемся вновь.

Наша партия – мать, и нам Сталин – отец!

И буржуйским замашкам, Мария – конец…

Отрекись от отца и забудь свою мать,

Ты должна с чистым сердцем по жизни шагать.

 

Заговорщики?! Значит к расстрелу!..

И закончено громкое дело…

 

 *  *  *

 

…В куртке кожаной выла Мария…

       Бушевал шторм кровавый в России…

 

*  *  *

 

Мифом, сказкой была справедливость,

Невозможна народная милость…

Знать и прав был отец её рóдный:

Беспощаден к другим люд голодный.

 

 Часть IV. Заговорщица

 

… На заметку Мария попала:

О родителях громко рыдала…

Говорила, что их оболгали

И безжалостно оклеветали…

 

…Написала письмо она Сталину,

Как крестьянин великому барину.

Барин слуг своих строго рассудит,

Узел лжи беспощадно разрубит!

 

Но мечты эти были напрасны,

Для Марии бесспорно опасны.

«Воронок» подошёл тёмной ночью –

В один миг все иллюзии – в клочья!..

 

…День и ночь на допросах Мария –

Дознавателей много в России…

Удовольствие в страшной работе:

Бей, пытай и живи без заботы…

 

Выбивай из врага показанья –

Ну и пусть, что нет правды в признаньях…

Верь, что шкура твоя недоступна,

И веди образ жизни преступный.

 

                                                  

  *  *  *

Заговорщицей стала Мария.

Пыл её «оценила» Россия!..

С пролетарским великим размахом –

Весь свободный народ жил под страхом…

 

Десять лет лагерей предписали

И на север Марию сослали…

Без удобств, в захудалых вагонах,

Без прогулок на стылых перронах.

 

 *  *  *

Дождь хлестал по лицу,

       Шли толпой на перрон…

              Лай собак, гам людской –

                     Жизнь как призрачный сон…

 

Активисты и умники

       Лезли в вагон.

              Из груди вырывался

                           Один общий стон.

 

Подгоняли штыками:

       "Предателей вон!"

              Громыхнули засовы,

                         Уплыл прочь перрон…

 

 

 Часть V. Этап

 

 

Вагон убогий, струганные нары,

Порой в четыре или в три ряда.

Матрац соломенный, но и ему все рады:

Людей накрыла общая беда.

 

Похлёбка утром, баландá^*  на ужин,

А могут и такой еды не дать.

Кому преступник, враг народа нужен?..

Могли ведь просто взять и расстрелять.

 

Стук-перестук, качаются вагоны,

Спешат на север, в дальние края…

Им смотрят вслед пустынные перроны…

- Как необъятна Родина моя!..

 

… Нары стройными сбиты рядами,

Сверху вниз все забиты врагами.

Среди них много всякого сброду,

Но хорошего больше народу…

 

     

 

Образованных слали на гибель…

Стало быть государству в том прибыль,

Чтобы умных людей стало меньше?

Рабство в новой стране будет крепче!

 

Жить по ленинским станут заветам,

Меньше будут перечить при этом…

 

  *  *  *

…В кофте порванной – просто Мария

По этапу шла через Россию.

 

   *  *  *

В непролазные дальние дали

Сослуживцы её направляли.

На окраину новой России

Поезд путь проложил для Марии.

 

Много дней и ночей на соломе…

Мысли замерли, будто бы в коме.

Люди ехали, словно скотина,

Всё, что было, забыто отныне…

 

Стыло осень смотрела к ним в щели,

Птицы к югу давно улетели.

Не найти места, чтобы согреться,

От удушья заходится сердце.

 

Перестук бесконечных вагонов –

Им нет дела до плача и стонов.

Люди стали лишь каторжным сбродом

Под прицелом конвойного взвода.

 

Вдоль дорог семена сбросил клевер,

Поезд вёз заключённых на север.

По карельским холмам, перевалам –

Путешествие зэкам бывалым!..

 

– Повидаем «Рассею» гоп-стопом,

А потом по лесным назад тропам.

– Не страшны нам олени в упряжке,

Родились мы в свободной сермяжке.^*

 

- Политические пусть гамбалят^*,

Лес в холодной тайге тупо валят…

Нынче зекам в России приволье!

Наступило большое раздолье!..

 

- Можно стать, кем захочешь, в России.

Напрочь сгинуло правды засилье.

- Образованных гнать в казематы…

Пусть их там расстреляют солдаты!

 

          - Революции мы очень рады!..

К власти урки спешат, казнокрады.

Класс обиженных давит буржуев:

- Пусть сошлют их на хутор Кукуев^*!     

            

Небо в тучах на землю спустилось,

Занавеской дождя принакрылось.

Темнотой душу сжал липкий ужас,

Словно нежный родник зимней стужей.

 

      Часть VI. На этапе

 

В Кемь^* пришёл эшелон поздно ночью –

Облака в небесах, словно клочья.

Дождь холодный без сна поливает,

И никто путь дальнейший не знает…

 

… Бечевой обвязав людям ноги,

Гнали скопом их в порт по дороге.

Ноги в грязь по колено тонули.

Чувства замерли, словно уснули.

 

Без истерик, молчком по этапу

Поднимались на баржу по трапу.

А затем вниз, по лестнице, в трюмы

Подгонял их охранник угрюмый.

 

Там по нарам людей разогнали

И до ночи места уплотняли.

Трюм набили битком, до отказа,

Исполняя Советов приказы…

 

*  *  *

 

…Стоны чаек крылатых над морем,

Не понять им людских слёз и горя.

Их холодные воды ласкают,

В беломорском тумане скрывают…

 

На волнах море баржу качало,

В душных трюмах мутило, болтало:

Уголовниц с врагами народа

Пароход вёз вперёд тихим ходом.

 

 Выйти некуда…  И не пустят,

Луч надежды давно погас тусклый…

Зубы сжав, всё сносила Мария,

В новой жизни жила терпеливо.

 

Ей казалось, что кто-то ошибся,

И надежды в ней теплились искры.

Ей казалось, что сон жуткий снится,

Слёзы высохли на ресницах…

 

- Разберутся товарищи вскоре,

Невозможно всеобщее горе…

Путь отыщет из бездны Россия!..

Власти верила в трюме Мария…

 

Баржи тихо пыхтели по морю,

Жизнь забудется прежняя вскоре.

Задыхались от качки и смрада,

Но дорога закрыта из ада.

 

Нет еды, нет гальюна^*, нет бани,

И не ляжешь на мягком диване.

На соломе рядами, в два слоя,

И сочувствия нет от конвоя…

 

   *  *  *

 

…К островам подошли на рассвете…

Кто за муки людские ответит?..

…Скорбно смотрит на горе святая земля,

Как людей, словно скот, гонят прочь с корабля…

 

Воздух морем насыщен, подводной травой,

И нигде больше нет красотищи такой:

Ламинарии, фукус^*, солёный прибой,

Море мягко укрыто седой пеленой…

 

… Беломорские тихие дали,

К вам дорожку немногие знали.

Лишь паломники да мореходы

Не боялись студёной погоды.

 

О делах добрых люди молились

И последним друг с другом делились.

Возводили в честь Господа храмы

За столетья до лагерной драмы.

 

Соловецкая крепость – твердыня…

Страшный лагерь для многих отныне.

Убежать с островов невозможно,

Соловки стали миром безбожным.

 

С куполов кресты сбросили наземь!..

Сброд из грязи попал сразу в князи.

Ведь ломать всегда легче, чем строить,

И рабов, не жалея, неволить.

 

Чуть осмелился кто – ему в рожу!..

Ну а волосы рвать – сразу с кожей.

Безответных легко бить с размаха –

Они сжались от боли и страха.

 

Или руки связать за берёзой

Ночью летней, когда светят звёзды.

Комаров напоить вражьей кровью

И насытиться впрок чужой болью.

 

 

 

...Уж комарики кровушку пили,

А страдальцы с ума всё сходили!..

До утра голышом под берёзой…

О такой страшно думать угрозе!..

             

 *  *  *

 

… Для Марии вся прошлая жизнь умерла.

Вспоминать не хотелось, как раньше жила.

Как безвинных она осуждала людей,

Как у них отнимала несчастных детей.

 

Почему так случилось? Она увлеклась.

И счастливыми сделать людей собралась.

Новой жизни хотелось, больших перемен…

Как расплата за прошлое – каторжный плен.

 

Ни за что ни про что осудили друзья

И заслуг больше нет, оправдаться нельзя.

Обвинили Марию – на стол партбилет!

И дороги назад, в старый мир, больше нет…

 

*  *  *

 

…Где-то там, наверху, знак судьбы видно есть,

К сожаленью, его невозможно прочесть.

По тропинкам неведомым нас он ведёт

И с дороги свернуть никуда не даёт.

 

От рождения все мы под знаком судьбы,

Если что-то начертано, нам не уйти.

Потаённых нет мест от судьбы на Земле,

Даже в море не спрячешься на корабле…

 

… Мы куда-то спешим, бесконечны дела,

Зависть души в свой плен без остатка взяла.

Мы не видим страданий чужих, горьких слёз,

Иней мысли окутал, на сердце мороз.

 

Жизнь жестокость плодит каждый день, каждый час,

В легионы свои увлекая всех нас.

Каждый хочет стать главным и судьбы вершить,

Только должен под гнётом судьбы своей жить.

 

Нынче ты, завтра он, послезавтра тебя.

Но не жалко чужих, жалко только себя.

Господином быть лестно над чьей-то судьбой.

Ну а вдруг кто-то верх враз возьмёт над тобой?

 

И тогда кувырком с горки в чёрную грязь.

Был вершителем судеб, а стал словно мразь.

Но ведь кто-то нас цепко по жизни ведёт

И уйти от судьбы никому не даёт.

 

За проступки приходится щедро платить,

Только прошлое нам не дано изменить.

Кто-то будет страдать, кто-то будет скулить,

Кто-то станет у Бога прощенья просить.

 

Для кого-то дорожка на Анзер легла…

Так судьба в лабиринте свой путь провела.

Кто-то станет конвойным, а кто-то - рабом,

Этот жертвой окажется, тот - палачом.

 

Так что спорить нет смысла, нет смысла стенать.

Нужно сжаться в комочек и свой черёд ждать.

Предначертанный путь должен каждый пройти,

На Голгофу страданий покорно взойти.

 

  *  *  *

 

Кто-то что-то сболтнул -

       Ему пуля в висок.

              Кто-то косо взглянул -

                     Штык-ножом сразу в бок!..

 

  *  *  *

 

Удивлённо Мария смотрела на мир.

В нём как будто чума свой устроила пир.

Самых лучших людей привозили сюда,

Чтоб Россию избавить от них навсегда.

 

Полководцы, историки жили в аду.

И врачи, и артисты терпели нужду.

Инженеры, учёные, учителя…

Умным людям в живых оставаться нельзя!

 

…Уничтожить, разрушить великий народ.

- За великое дело! На смерть их! Вперёд!..

…И душили, морили, терзали людей,

Чтоб места для других подготовить скорей…

 

…Много лет обживалась святая земля,

Возводились на веки бойницы кремля.

Стены северной крепости, словно гранит,

О терпенье монахов весь быт говорит.

 

Клали прочные стены, сажали сады,

Соль варили на вывоз из стылой воды,

Жир из нерпы топили, корзины плели

И традиции предков своих берегли.

 

 

Здесь столетьями птиц приручали к себе,

Только чайки не знали, что это к беде.

Конвоиры топтали их гнёзда с детьми,

Конвоиры уже не могли быть людьми.

 

Чаек выбили всех, чтобы память стереть.

- Всё, что было когда-то, должно умереть!

– Фрески, живопись – вон! Все иконы долой!

Чтобы напрочь убрать исторический слой…

                                    

...Новых узников ждал новой жизни уклад,

И неважно, кто с баржи сошёл – стар иль млад.

Здесь своя соловецкая правда была,

Здесь ненужных преступников масса жила.

 

– Тут республика Соловецкая!

А потом, может быть, и советская!..

– Тут и боны^* свои, и законы свои,

До большой не добраться отсюда земли!..

 

От охраны летели, как копья, слова.

Ведь для них заключённые просто толпа:

Хуже слизи фекальной и хуже дерьма…

И отправить давно на тот свет их пора.

 

– Так что строем пошли по дороге! Вперёд!

Вы теперь для России ненужный народ.

Вас доставили для истребления,

Для таких, как вы, нет исправления!..

 

-  На досмотр всех подстилок.

-  Налево, бегом!

-  Догола всем раздеться!

-  На месте, кругом!..

 

… - Старым клячам одеться! Телушкам к стене!

Присмотреться к Вам надо внимательно мне…

Вдруг припрятали что в потаённом углу?..

- Всем стоять! А не то взвод солдат приведу.

 

Познакомимся, крали, со мной тет-а-тет…

Каждой тёлке напишем суровый завет:

На какую работу её посылать.

                                                       Или, может быть, взять прям сейчас расстрелять?!                                                                                                                                                                              

Утопить, словно камень, в холодной воде,

Чтоб она не всплыла никогда и нигде…

- Будем делать зарядку! Бегом: раз, два, три.

Сели, встали, нагнулись, отжались, пошли!

 

Марш по кругу вприпрыжку!

        Вприсядку! Топ-топ!

                      Двух оставим себе -

                                                         Остальных в «банный» взвод,

 

Новых больше не будет –

  Зима у ворот.

                                    Молодыми пополним

                                                                 Начальству «банвзвод».

 

Парить будете нам боевой комсостав,

Не хватает для всех юных скромных шалав.

А когда поистреплетесь – в роту солдат…

Каждой тёлке боец будет оченно рад!

 

- Ты останешься здесь! – он Марии сказал

И на старый топчан у стены указал.

- Одеваться не надо, устроим досмотр,

Если будешь послушной – делóв пересмотр!..

 

… И пошла-покатилась вперёд карусель.

Боль такую Мария не знала досель.

От удушья и ужаса стыла душа,

Но Мария терпела, сжав рот, чуть дыша…

 

…Ту, которая младше, впихнули в мешок:

Не смогла она выдержать этот урок.

А Марию толкнули с вещами вперёд:

- Баб покорных у нас не толкают под лёд!

 

- Становись смирно в строй

       И в барак свой шагай.

              Если вдруг заскучаешь,

                     То к нам прибегай!..

 

И Мария шагнула в открытую дверь,

Кровь текла по ногам, словно драл её зверь.

Те, кто строем стоял, опустили глаза,

Здесь сочувствовать людям, как видно, нельзя.

 

В двадцать лет закрутила Марию беда,

От былой непорочности нет и следа.

Видно, правду и впрямь не найти никогда,

Налетела событий больших череда…

 

Шла покорно «другая» Мария.

       Задыхалась от горя Россия!..

 

 

 Часть VII. Соловки

 

 

…На перпункте^*  загнали всех в общий барак,

Как великая роскошь – из сена тюфяк.

На трёхъярусных нарах из голых досок

Для Марии закончен большой марш-бросок.

 

Заключённых пошлют по отрядам теперь,

К прежней жизни навечно захлопнулась дверь.

Кто на лесоповал, кто-то соль добывать,

Ну, а кто-то в Йодпром – в море стылом стоять:

 

Собирать ламинарий и фукус в воде,

Чтоб премблюдо^**  добавить к нежирной еде:

Пирожок или рыбку, кому винегрет,

А, быть может, за службу добавят обед…

 

Ведь кормили два раза всего в лагерях,

Кто запасливым был, хлеб держал в сухарях.

Утром каша ни с чем, на ночь суп-баланда,

На обед с сухарями, быть может, вода.

 

… Мяса зекам никто

            В Соловках не давал.

                   Пищу жирную лишь

                                    Комсостав потреблял…

 

   *  *  *

 

… - Расскажи о товарищах правду, дружок,

И получишь в награду сухой пирожок!..

Без утайки начальству все тайны открой

И приблизишь, возможно, себе путь домой…

 

      *  *  *

 

«Монастырская» жизнь шла своим чередом,

Заключённым теперь этот остров как дом.

Есть здесь свой лазарет, зал читальный и клуб.

- После дня трудового читай, книголюб!..

 

Было тихо, размеренно в центре «Кремля».

Но не всех доставляли сюда с корабля…

На этапе для каждого путь отведён

И, как видно, заранее распределён…

 

Для Марии поблажка возможно была,

В лазарет санитаркой попала она.

Труд, конечно, тяжелый у тех, кто без прав,

У начальства нелегкий в ту пору был нрав.

 

Вымыть пол, утку вынести, бинт постирать,

Да лежачим больным есть и пить подавать.

Помогать приходилось порой докторам,

А больными, считай, был почти один ХЛАМ^*.

 

Среди них политические иногда

Или те, с кем в отряде случалась беда:

Переломы, гангрена, отиты, цистит,

Лихорадка, бронхиты и аппендицит.

 

Аккуратно лечили больных доктора,

Жизнь на острове стала для них, как игра.

Их согнали сюда ни за что ни про что…

Самых лучших врачей, словно сквозь решето!

 

Тот, кто мал да удал, проскользнул без проблем,

А великий, как глыба, не встанет с колен.

Уничтожить, унизить, стереть в порошок,

Чтобы каждый познал на себе жуткий шок.

 

Истребили в России без меры врачей,

Ведь достойных людей меньше, чем палачей…

…Наконец, до Марии всё это дошло,

И прозрение к ней в одночасье пришло.

 

В лазарет путь для зеков немногих открыт,

Если только начальство соблаговолит.

Все врачи - заключённые на Соловках:

Им дорогу сюда указал красный стяг.

 

За слова, за дела, и другие грехи

Стали вдруг доктора для советов враги!..

Но врачи, как известно, народу нужны,

Для здоровья людского они все важны…

 

…Был когда-то врачом и Марии отец,

Но судьба отвела ему смертный венец.

И Мария теперь вспоминала о нём:

О прощенье просила и ночью, и днём…

 

  *  *  *

Только прошлое нам не дано изменить,

Мы его не умели когда-то ценить.

А родители в юности нам не указ!..

Повторяли мы с вами об этом не раз.

 

           

 

*  *  *

 

…Продразверстка чумой по России брела

И у тех, кто трудился, весь скот отняла.

Забрала из амбаров зерно и муку -

Голытьба не прощала успех кулаку.

 

Кто работать ленился, тот к власти пришёл

И других унижать вдруг возможность нашёл.

А враждебные вихри кружились над тем,

Кто сегодня стал всем, а вчера был никем.

 

Брат на брата пошёл, сын пошёл на отца,

И гражданской войне нет как будто конца.

Бой на фронте сменили тюремным пайком,

На друзей доносили средь ночи тайком.

 

А потом удивлялись, что взяли и их!..

Кто-то также донёс на друзей на своих.

Шанса нет оправдаться, суров приговор,

Комиссарское племя вступило в дозор!..

 

Никого не отпустят, пытать будут, бить,

Джентльменов и барышень чтобы изжить,

Чтобы жить без нарядов и пошлых духов…

- Комсомолец, на подвиг всегда будь готов!

 

И пускай погибают хоть сотни людей!

Если надо – так надо! Трудись поскорей!

На Урале, в Сибири и на Соловках!..

Ряд объектов стоит на народных костях…

 

 *  *  *

 

Нет, не ХЛАМ здесь на острове стылом живёт,

Это гордость российская смерть свою ждёт.

Острова Соловецкие СТОН^* оглушил,

Заключённых в объятья свои захватил.

 

Ведь, ни в чём не повинны, возможно, они,

Но настали в России тяжёлые дни.

Все боятся перечить, боятся спросить,

Каждый буйну головушку хочет носить.

 

  Часть VIII. Любовь

 

Научилась Мария людей различать,

Заключённых без злобы в душе примечать.

Если выбора нет, значит, так нужно жить,

Бесполезно надеяться, плакать и ныть…

 

И Мария стирала и мыла полы,

И мотала в рулоны сухие бинты,

Ночью пить подавала тяжёлым больным,

Среди них познакомилась с парнем одним.

 

С голубыми глазами и светлым лицом,

Алексей очень схожим с её был отцом.

С поволокой бесхитростный, преданный взгляд,

Парень встрече с Марией был искренне рад.

 

Он когда-то в театре приличном играл,

И талантливо роли свои исполнял.

Только он не приветствовал новую власть,

И «друзья» помогли парню в лагерь попасть.

 

Написали донос, что народу он враг,

Что его раздражает алеющий стяг.

- Он сочувствует тем, кто буржуйских кровей…

Не мешает проверить его поскорей!

 

И пошла-покатилась у парня судьба,

И пришла ниоткуда большая беда.

Осудили его ни за что ни про что!..

Разбираться в деталях не думал никто.

 

Без пощады пытали и ночью, и днём.

Били-мучили так, что сознался во всём.

Он подписывал все без разбора листы,

Навсегда к прошлой жизни сжигая мосты…

 

Из Москвы по этапу в Архангельск пошёл,

В сентябре в тех краях снег без устали мёл.

Зекам тёплой одежды никто не давал,

Каждый душу свою, как умел, согревал.

 

Кто-то из дому вещи с собой прихватил,

Ну а кто-то посылку с трудом получил.

А кого-то забрали в чём мать родила,

И охрана с убитых одёжку дала.

 

Из Москвы через Кировск -

       В заснеженный Котлас

              Паровозы людей,

                     Как скотину, везут.

 

На погосте Макарьиха,

      Может быть, вскоре

             Эти люди приют

                    Свой последний найдут.

 

А, быть может, зима

       Будет к ним милосердна,

              И они до весны

                     Как-нибудь доживут…

 

А затем их на баржах

       Холодных отправят,

              И страдальцы этапом

                     На Север пойдут.

 

Кто по Вычегде в Коми,

       А кто-то в Архангельск,

              По Двине многоводной,

                     Затем в Соловки.

 

Кто-то кости положит

       На стройке народной,

               Чтоб по ним поезда

                      На Архангельск пошли…

 

 *  *  *

…Алексею дорога легла в Соловки:

В трюме стылом, голодный, он выл от тоски.

Не познать ему славы, растаял успех,

Замер в скорбных устах его радостный смех.

 

К прежней жизни дороги теперь больше нет,

Как надежда на отдых – билет в лазарет.

В нём натоплена печь и есть сытный обед…

Ненадолго, но можно забыться от бед.

 

…Закрутил Алексея сначала бронхит,

А потом в дополненье ещё гайморит.

Разрывалась от боли его голова,

И актёрская труппа к начальству пошла.

 

Объяснили, что гибнет способный актёр:

– Соловецких спектаклей считай режиссёр!..

Без него, мол, и труппа совсем никуда:

– Без артиста в театре большая беда…

 

А начальство любило в «театру» ходить,

Согласилось начальство актёра лечить.

И попал Алексей, словно в рай, в лазарет,

(Направлений туда политическим нет).

 

В лазарет доставляли лишь зеков «Кремля»,

Тех, кто срок отбывал в стенах монастыря.

Ну а те, кто сидели в далёких скитах,

Умирали без сил на рабочих местах.

 

И никто не спешил им водички подать,

Доходяг легче было в кустах добивать.

Заключённые значились по номерам:

Безымянными были невольники там.

 

Ни имён, ни фамилий – как стадо рабов:

Распорядок в ГУЛАГе был очень суров.

Вся Россия погрязла в сплошных лагерях:

Ведь страной управляли жестокость и страх…

 

Алексею подарок судьба поднесла:

Смерть на плаху его в этот раз не взяла.

Защитили от смерти его доктора,

И ему умирать не настала пора!..

 

И пришла, не спросившись, большая любовь,

Взбудоражила разум, и сердце, и кровь.

Всколыхнул жизнь влюблённых безумный роман,

Исцеляя их души от жизненных ран…  

 

Ворковали влюблённые ночью и днём,

Их любовь согревала священным огнём,

Им казалось, что счастье для них впереди,

А беда и напасти уже позади.

 

– Отсидим, отмотаем свой срок и назад,

Приютит обязательно нас Ленинград.

- Мы пойдём вдоль Невы среди белых ночей…

И забудем угрозы тупых палачей.

 

- До Москвы доберёмся и в Кремль попадём,

Там товарища Сталина сразу найдём.

– Мы расскажем ему, что творится в стране,

Что людей убивают здесь, как на войне!..

 

 

…Окончания срока Мария ждала

И с мечтой терпеливо на нарах спала.

А чуть свет отправлялась опять в лазарет:

Пол помыть, постирать и больным дать обед.

 

Поправлялся Алёша в больничном тепле,

Острова словно замерли в северной мгле.

Неприступно стоял монастырь над водой,

Молча он наблюдал за всеобщей бедой…

 

 *  *  *

 

…Но любовь под запретом была в лагерях:

Подавлял её в людях безудержный страх.

Каждый выжить хотел и вернуться домой,

Заплатив за свободу продажной ценой.

 

…Кто-то что-то узнал и кому-то сказал –

В тот же вечер любимый Марии пропал.

Говорят, увели его в карцер сырой:

В нём и летом-то холод, не то что зимой…

 

…Под кремлёвской стеной, средь больших валунов

Стынет сжавшись, душа, и не снится ей снов:

Человек, застывая, зубами стучит,

А одежда его у охраны лежит…

 

Ради шутки отняли её у него!..

Чтобы зека лишить в этой жизни всего.

- Враг народа не должен любить и мечтать!

Враг народа обязан лишь только страдать!

 

Без тепла и еды, лишь вода да сухарь,

Голышом на камнях, как безумный дикарь.

Только на ночь на нары зек может прилечь

И под старым сукном свои силы сберечь.

 

 

После карцера в камеру – там не зевай

И пошире глаза целый день открывай…

Коль задремлешь – то в стылый подвал отведут,

Снова в карцер холодный надолго запрут.

 

 

 *  *  *

 

- Спать в тюрьме не положено!

       Есть для сна ночь.

              - Соблюдать все инструкции

                     Нужно точь-в-точь.

 

- Все кровати заправить

       И тупо ходить!..

              Можно, сидя на корточках,

                     Вдоль стенок стыть.

 

Ждать, когда принесут

       На обед баланду,

              Вспоминая из детства

                     Другую еду…

 

 

  *  *  *

Алексей после карцера снова зачах,

Он страданий таких не знавал даже в снах.

Лихорадка трясла его ночью и днём,

Грудь давило и жгло нестерпимым огнём…

 

И его оттащили опять в лазарет,

Принесли для артиста больничный обед.

Для театра решили его подлечить:

- Рановато могилу ему ещё рыть!..

 

Из везучих, как видимо, был Алексей,

И судьба добавляла ему светлых дней.

Для чего, почему? Не оставлен ответ.

Только смерть в этот раз не взяла его… Нет!

 

В лазарете он взглядом Марию искал,

Алексей ничего о любимой не знал.

Где и как наказали её за любовь,

И удастся ли с ней ему встретиться вновь?..

 

 *  *  *

… Как-то раз за Марией пришёл конвоир,

Среди ночи Марию, толкнув, разбудил.

Приказал одеваться, шагать в лазарет:

- Медсестра заболела. Другой, видно, нет.

 

- Хоть немного опять поработать в тепле

И в Йодпроме не стыть по колено в воде.

Я не стану режима теперь нарушать,

Буду строго приказы врачей соблюдать.

 

 *  *  *

В лазарет шла покорно Мария,

       В рабстве жить научила Россия! 

 

  *  *  *

Коридоры больничные – жизнь как игра.

Здесь не помнит никто то, что было вчера…

День прошёл – жив остался, иди тихо спать

И о прошлом не стоит теперь вспоминать.

 

- С нами партия, Ленин и Сталин-отец.

Всем буржуйским замашкам, Мария, конец!

Мой полы, не перечь – и ещё поживёшь,

Своё счастье, быть может, Мария найдёшь!..

 

И Мария шептала, как клятву, слова,

От надежды кружилась её голова:

- Из Йодпрома в больницу, а там и в Москву,

Я дорогу домой непременно найду.

 

Только скрипнула дверь у одной из палат,

И Мария узнала доверчивый взгляд.

Как в тумане, Мария в палату вошла,

Не стыдясь, Алексея в слезах обняла.

 

- Не надеялась больше увидеть тебя

И заставила жить через силу себя.

Да неужто теперь на всю жизнь этот ад?

- Нам не будет, Мария, дороги назад.

 

Передавят нас здесь, как клопов в гамаке,

И отправят на смерть кое-как, налегке.

Комиссары не будут в гробах хоронить,

Будем в общих могилах бесхозными гнить.

 

…- Наша партия - мать,

              И нам Сталин - отец.

                                    Но когда же он вспомнит

                                            О нас, наконец?..

 

 

В арестантской больничной палате

На привинченной к полу кровати

Они чувствам своим предавались

И судьбе, не таясь, доверялись…

 

Будь что будет! Устали бояться

И в ногах большевистских валяться.

Лучше смерть, чем жестокое рабство,

Над российской землёй святотатство!..

 

 *  *  *

 

Отблеск белых ночей, песни птиц средь ветвей,

Север греет людей бесконечностью дней.

Май ушёл без возврата и вот уж июнь,

Обвивает кусты, не стыдясь, цепкий вьюн.

 

Также люди живут, подавляя других,

В тень, толкая чужих, а порой и своих,

Чтоб поймать солнца свет и успех бытия,

Не жалея других и лелея себя…

 

 *  *  *

      

… Дверь в палату рывком отворилась,

Среди ночи проверка явилась…

Чтоб проверить режим в лазарете:

Все ли спят в тишине на рассвете?..

 

- Вот тык так, эн вон как!? – Нарушение!

И не будет за это прощения!

- В кандалы голубков! Догулялися!..

Наконец-то скоты доигралися…

 

- Нужно знать, потаскуха,

С кем шашни водить.

- Думать надо вперёд,

С кем романы крутить.

 

- В изолятор обоих, а утром в расход.

- Быстро встали, оделись и молча вперёд!

Вам теперь не грозит исправление,

Нарушителей ждёт истребление!..

 

  *  *  *

…Полюбила красавца из ХЛАМа,

Но любить можно было лишь хама…

Палачу своему подставляться,

Чтоб за жизнь за свою не бояться.

 

Но любовь разрешенья не просит,

Нас она в мир волшебный уносит.

А запрет пробуждает желанье,

Предначертано так мирозданьем…

 

…Осень остров окутала ночью,

Ветер стылый погибель пророчит.

Кандалы давят узникам тело -

До чужой боли нет стражам дела…

 

                       

Утром вынес начальник решение:

Ссылкой станет грехов искупление.

Для Марии на Заяцкий остров маршрут,

Там гулящие бабы амнистии ждут…

 

- Ублажать можно только охранников,

Новой власти надёжных избранников!

- Нас обслуживать нужно с пристрастием:

Чтобы ладить, дружить с нововластием.

             

Посадила охрана Марию в баркас,

Передав от начальства последний наказ:

На досуге подумать над жизнью своей,

Ведь таких, как она, нужно вешать людей.

 

*  *  *

 

 

Вот отчалил баркас,

      Исполняя приказ,

             Волны встретили вёсла, играя.

 

- Прыгнуть в воду б сейчас!..

       Как мечтала не раз,

             Чтоб согрела вода ледяная.

 

Поманила судьба,

       Жизнь отправила в путь,

              Душу рвёт, словно парус, кручина.

 

И нет сил больше жить…

       Но живу! Почему?!

              Для чего я его полюбила?

 

Счастья всплеск в первый раз:  

       Слёз счастливых мираж,

              Звёзды в море святом отражались.

 

Сладкий шёпот речей.

       Среди белых ночей…

          Мы с любимым украдкой встречались.

 

Я влюбилась в тебя –

       Пламенела душа,

              Но надежды нет с милым остаться…

 

Я сама не своя,

       Но была я твоя -

              Жаль, пора с гор любви возвращаться.

 

Стоны чаек в ночи.

       И кричи – не кричи!

              Холод душу сковал цепко болью.

 

И она умерла…

       Так ей карта легла,

              Правдой было иль сказочной ролью.

 

Камнем душу на дно.

       Ей теперь всё равно.

              За любовь жизнь всегда откуп просит…

 

Больше нету любви,

       И зови-не зови:

              Образ милого время уносит.

       

А на небе закат

      Полыхал янтарём,

            На ветру в небе чайка металась…

 

Лето нехотя споры

       Вело с сентябрём

              И Мария с любимым прощалась.

 

 

  *  *  *

 

Друг любимый Марии отправился в путь:

На Секирную гору… Его не вернуть.

Там перечить никто не отважится,

Палачи над людьми там куражатся:

 

Для забавушки, в ночь на комарики,

Ну а сами чаёк пить с сухариком.

Заставляют сидеть ночь на жёрдочках…

В муравейник, связав суют мордочкой.

 

Ох, и весело, когда стон стоит,

Ох, и сладостно, когда кровь бежит.

А то вниз с горы толкнут с брёвнышком

И прости, прощай ясно-солнышко.

 

Высока гора, гора-горушка…

Пролилось на ней море кровушки.

Гибли, мучились души русские…

Вместо рóдных стен – нары узкие.

 

Стыло, голодно, летом холодно,

С моря семь ветров лупят молотом.

В храме с кровью лёд на полу блестит,

Утром печь топить никто не спешит.

 

Здесь штрафной изолятор для резвых мужчин.

       Не вернётся отсюда живым ни один.

              Конвоиры в нём сплошь уголовники:

                      Издевательств лихие поборники.

 

 *  *  *

 

Всех матёрых убийц - да в охранники,

Так решили Советов избранники.

Чтобы дурь выбивали из умников,

Раз пришли времена богохульников.

 

Кто обучен тупому усердию,

Не готов снизойти к милосердию.

…Из железа звезду сотворили

И над храмом её водрузили…

 

…Древний кремль, Соловецкие дали

Справедливость Советов познали:

Все кресты с куполов прочь на землю,

Ну а узников в мёрзлые кельи…

 

...А на Заяцком острове стылая ночь.

Убежать бы отсюда куда-нибудь прочь,

Чтоб согреться, наесться и тупо уснуть

И судьбу свою к новой тропинке свернуть…

 

… Только утром подъём: громко рельса гремит,

И сурово охрана на узниц глядит…

- Все, подстилки, построились? Шагом вперёд!

Осушать нынче будете Заяцкий брод:

 

В вёдрах воду носить из затона на мель,

Чтоб вода утекала на сушу отсель!..

И охранник над шуткой своею заржал,

На пустую работу несчастных погнал.

 

  *  *  *

Целый день им стоять по колено в воде,

А вода ледяная, как дождь в ноябре.

«Из пустого в порожнее» воду носить,

Чтоб прикладом удар по спине не схватить.

 

Те, кто выживут – на зиму в кремль попадут,

А быть может на Анзер дорогу «найдут».

Уж оттуда никто не вернётся назад,

Про Анзéр только шёпотом все говорят.

 

- На Анзéр доходяг и беременных шлют,

И священников вместе с блатными везут.

Да монахинь ещё направляют туда…

Так что Заяцкий остров ещё ерунда!..

 

Надо брёвна безропотно в бухту толкать,

Чтобы их из воды целый день доставать.

И на берег носить, согреваясь бегом,

 

Впятером надрываясь под общим бревном!..

В самый дальний сослали Марию скит.

В Белом море, на Анзере, скит стоит.

Свято-Троицким скит называется,

 

Люди в нём беззащитные маются.

В скит свозили монахинь, священников,

Баб с детьми, да и просто бездельников.

Тех, кто службу служил в управлении,

Но в немилость попал и забвение.

 

Политических гнали, беременных,

В общем, слали на остров всех временных.

Тех, кому отведён невеликий был срок,

И деньков обречённым не выпишут впрок.

 

Ведь дороги назад для осýжденных нет.

Их везли всех на смерть, это был не секрет.

На Анзéр посылали в один лишь конец,

А на нём, если даст Бог, посмертный венец.

 

Если нет, то без меры страдания

И кончины своей ожидание.

Людям смерть была, как облегчение,

Не хватало на муки терпения…

 

 

    

 Часть IX. Анзер

 

… Тихим ходом спешил на Анзер пароход,

Ещё несколько дней и появится лёд.

Воздух северный ветер пронзает стрелой,

И туманная мгла хмуро пахнет зимой.

 

Не резвятся киты над холодной волной,

Стаи птиц улетели на зиму домой.

Только плещутся зайцы морские вдали,

На Анзер провожая порой корабли…

 

Остров длинный, холмистый, без счёта озёр,

На причале вновь прибывших принял дозор.

И погнали людей, словно бешеный скот:

- Марш за правое дело!.. Несчастный народ…

 

 

 

…Бабы малых детей закрывали тряпьём,

 

Холод жизнь отнимал тёмной ночью и днём.

А Мария под сердцем несла в скит дитя,

Счастье, боль или горе с ним приобретя…

 

…Свято-Троицкий скит встретил их ясным днём,

Печь в столовой топилась, смущая огнём.

Заключённых загнали по кельям святым:

Сыро, сумрачно в кельях, за окнами дым…

 

…Печи топят не часто, жалеют дрова,

Но есть место похуже, бытует молва.

Здесь хоть плохо, но кормят и сильно не бьют

И одежду с убитых порой выдают:

 

Шапку, брюки, фуфайку, ещё сапоги,

Мол, здоровье своё, «зэк», теперь береги!

А иначе отправят тебя в «лазарет»,

И оттуда дороги назад уже нет…

 

… «Лазарет» на Голгофе священной стоит,

Путь последний кому-то на гору лежит.

Скит Голгофо-Распятский в честь казни Христа,

Но советские люди не носят креста!..

 

Над святыней они ухмыляются,

Христиан растерзать собираются.

Истязать власть советская право дала,

Только разум, как видно, у них отняла.

 

Так что лучше на гору и не попадать,

В Свято-Троицком легче скиту зимовать.

Здесь начальство даёт послабление…

Может быть, ждёт грехов искупление?..

 

   *  *  *

В окна осень стучит неотступно дождём,

СРАМ^* готовится всех поздравлять с Октябрём:

Спеть частушки о лагерной жизни своей,

Рассказать, что на острове жить веселей…

 

Что вину осознал недостойный народ

И приказа от партии каждый зэк ждёт:

На работу в тайгу или с ломом в забой,

Покорять целину!.. Только б после домой.

 

– Сталин – рóдный отец, наша партия – мать!

И от них мы готовы приказ любой ждать.

- Ленин с нами!.. Великий Октябрь впереди!

Каждый смело туда, куда скажут, иди!..

 

…И начнёт СРАМ под знаменем петь и плясать,

Изо всех сил советскую власть прославлять.

Что ни слово, то лозунг! Где правда, где ложь?

Если ты верен Сталину, вряд ли поймёшь.

         

Не вступила Мария на Анзере в СРАМ,       

Не по нраву пришёлся ей этот бедлам.

Она ВРИДЛом^* работала, впрягшись в судьбу,

Рысь со страхом меняя порой на ходьбу.

 

– Стельный ВРИДЛ?! Это весело.  Но-о! Тварь, пошла!

Ишь изнежилась, кляча, идёшь чуть дыша.

Вот кнутом отогрею твой грязный живот

И потащишь телегу, как лошадь, вперёд!..

 

… И тащила Мария телегу, как скот,

Надрывалась, шагала не плача вперёд.

В пристяжных рядом с нею монахиня шла:

Доски, жерди, лопату с собою несла.

 

Чтоб телегу из грязи коль надо достать,

Под колеса приходится доски совать,

Через топи жердями дорогу стелить

И по ним что есть мочи повозку тащить…

 

 

А поземка уже заметает следы,

Зимней стуже нет дела до чьей-то беды,

Осень очередь снова зиме отдала,

И зима на Анзер как хозяйка пришла.

 

Льдом покрылись озера, застыла земля,

Снегом белым укутались в дрёме поля,

Нету сил, но работай, живи-выживай,

И деньки своей жизни в трудах коротай.

 

Холод жгучий!... Так что ж?! Комары не едят.

       И охранники в стужу у печки сидят…

 

*  *  *

 

…Ломят ноги и руки, трясётся живот.

- За великое дело, Мария, вперёд!..

На родник, за водой ключевой топ…топ…топ…

За дровами, за рыбой… Работай, холоп!..

 

На санях баки вéрхом налиты водой,

ВРИДЛы сани тащили в мороз за собой!..

Боль пронзила Марию, как будто копьём,

В это время они шли в упряжке вдвоём.

 

У Марии от боли темнело в глазах,

Больше сил не осталось стоять на ногах.

До скита оставалось полсотни шагов,

Но охранник к Марии был очень суров.

 

Он Марию прикладом в сугроб отшвырнул,

А монахиню в спину со злобой толкнул.

– Но-о, кобыла, пошла! Нету времени ждать,

Потаскуху в снегу оставляем рожать!!!

 

– Отдыхай, не стесняйся, на белом снегу,

Развались, как тюлень, на морском берегу!..

Полюбуйся, какая вокруг красота!..

Ночь наступит, и станет кругом темнота.

 

С шеи быстро монахиня крестик сняла

И суровую нитку с него сорвала:

Протянула Марии, сказала: «Держи,

Пуповину ребёночку ей завяжи!..»

 

И монахиня в гору с санями пошла,

А Мария, сжав зубы, вослед поползла.

Часовой ВРИДЛа плетью с лихвой подгонял,

И Марию без жалости он проклинал…

 

*  *  *

… Боль едва отступала, Мария бегом,

Но не ждал среди елей её тёплый дом,

Никому не нужна она в этой глуши,

Крик её потерялся средь снега в тиши…

 

 

...Только ели шумят,

       Только сосны скрипят.

              Плача, Ангелы с неба

                     На землю глядят…

 

 *  *  *

 

… Шаг за шагом, ползком, вперебежку, тишком

Продвигалась Мария в сознанье пустом.

Наконец, добралась до овина она

И осталась лежать на соломе одна.

 

Рядом лошади сеном шуршали в яслях,

Где-то выли собаки – вселился в них страх.

Было тихо и сухо в овине большом…

В нём Мария нашла, наконец-то, «роддом».

 

Из жердей и соломы шалаш собрала

И средь ночи детей в нём она родила.

Дочку с сыном скорей замотала в тряпьё,

Разорвав платье старое прежде своё…

 

Пуповины отгрызла зубами, как волк,

Завязала их ниткой, припрятанной впрок.

Закатала в платок крошек малых своих

И в солому зарылась, прижав к себе их.

 

… Тихо лошади сеном в овине шуршат,

На Марию они с состраданьем глядят.

Навалился тяжёлый, безрадостный сон.

Показали ей правду советы и СТОН…

 

… Часовой утром дверь, громыхая, открыл,

На шалаш удивлённо свой взор обратил.

Штык-ножом, матюгаясь, солому проткнул,

Сапогом жерди с силой и злобой толкнул…

 

Закричала Мария, схватила детей

И полезла змеёй из-под хлипких жердей.

Слава Богу, штыком не поранило их…

Жребий выпал Марии: остаться в живых…

 

Часовой удивился, ругнулся опять,

Приказал он Марии в «храм Божий» бежать.

Там её поджидает радушный приём,

Там таких, как она, учат ночью и днём!..

 

И товарищ Марию прикладом толкнул,

На Марию товарищ с ухмылкой взглянул.

– Шевелись, нету сил на морозе стоять,

Быстро, рысью пошла, не то буду стрелять.

 

И Мария с детьми побежала вперёд…

… Где-то Сталину верит советский народ:

- Наша партия - мать, и нам Сталин - отец!..

Всё Мария теперь поняла, наконец…

 

… Монастырские стены согрели её,

Для детей отыскали с убитых тряпьё.

Принесли из столовой воды тёплой таз

И детей искупали в воде в первый раз.

 

Им бы, бедным, родиться лет тридцать назад,

До того, как возник на Неве Петроград,

До того, как в России сошли все с ума,

До того, как беда постучалась в дома!..

 

И пошла, покатилась злодейка судьба,

Всех людей захватила, запутав, беда.

Брат на брата пошёл, не стыдясь, с топором,

А детей проклинали мать, плача, с отцом!..

 

  *  *  *

 

Только ветер шумит, только тело дрожит,

Только разум людской жизнь понять не спешит.

Дети криком кричат, бабы тупо молчат,

Псы под окнами грозно и дико рычат…

 

Часть X. Судьба

 

…Наконец, март апрелю свой посох отдал,

Но мороз по Анзеру свободно гулял.

Снег покровом лежал, и позёмка мела,

Очень долгой зима на Анзере была.

 

Зекам на руку это: не нужно пахать.

Лето красное станут они тихо ждать,

Чтобы йод добывать и в котле соль варить,

Да по ягоды в лес на весь день уходить…

 

Для грудных деток сделали ясли в скиту,

Подходить бабам днём к ним нельзя за версту.

В яслях старшей Алина по детям была,

Из-за нрава жестокого стервой слыла.

 

Для неё малышня – это пакостный сброд,

И, что будет с детьми, она знала вперёд.

Захватил её мысли алеющий стяг:

Не достоин сочувствий её мелкий враг!..

 

 

…Хлебный мякиш Мария скрутила в тряпьё,

 

Разделив на детишек питанье своё.

В ротик каждому мякиш вложила она,

На мгновенье застыв, в полутьме, у окна.

 

…Для чего родились они в этой глуши,

Почему не погибли в морозной тиши?

Испытание кто подготовил для них,

Кто судьбу обустроил одну на двоих?

 

Холод, голод и мокрый, вонючий тюфяк,

О таком не мечтала Мария никак.

Не такой представлялась Советская власть,

Наглоталась Мария даров её всласть…

 

Дети малые в кельях с Алиной сидят,

И со страхом они на Алину глядят.

У Алины железный, советский кулак

И Алина им лупит и эдак, и так!..

 

Только вечером можно детей навестить,

Втихаря горсткой ягод родных угостить.

Закатав в одеяло, прижать их к себе,

Хоть на время забыв о печальной судьбе.

 

Но Алина ключами под дверью гремит,

На детей и мамаш непутёвых кричит:

- Разошлись все по блокам! Немедленно спать!

И не надо здесь нюни свои распускать.

 

Нужно было компартии верно служить,

Государством своим, что есть сил, дорожить.

По кроватям быстрее кладите детей

И шагайте, мамаши, отсюда скорей.

 

Вас конвойный не будет без устали ждать,

Опоздавших, как белок, начнёт он стрелять!..

И она ухмыльнулась над шуткой своей,

Ей казалось, она всех хитрей и умней.

 

Прокричала, как в рупор железный: «Отбой!»

Это значит Алине пора на покой.

 

…Дети пухли от голода…

       Застывали от холода…

              К смерти дети готовились

                     От серпа и от молота.

 

*  *  *

 

За окном птицы песни о счастье поют.

Только души людские он не спасут.

В свете белых ночей лето в гору спешит.

Малахитовый лес на рассвете молчит.

 

Луговые цветы осень скорую ждут.

Их бутоны к себе солнце в гости зовут.

Только Анзер накрыл тёмно-серый узор,

Тучи солнышко скрыли как мрачный дозор.

 

Лето было коротким, зима вновь пришла,

Вьюгой белой тропинки в лесу замела.

Принакрыла деревья пушистой каймой,

Ветви елей подбила, как шёлк, бахромой.

 

Крики чаек затихли, прибой не шумит,

Море белым туманом без края лежит.

Только ветер позёмкой по полю шуршит,

Да сосна, надломившись, протяжно скрипит.

 

 *  *  *

Дети плачут от холода. Как их согреть?

Как все ставни и двери в скиту запереть?

Если б печи в скиту до красна натопить,

Да детей до отвала своих накормить!..

 

Только гнали сюда не за этим людей,

Нужно было, чтоб сдохли они поскорей.

Чтобы снова доставить на нары рабов…

Новый мир беспощаден и очень суров!..

Рано утром подъём, поздно ночью отбой,

Между делом кормёжка гнилой баландой.

Свято-Троицкий скит, как транзитный вокзал,

Кто-то в нём свою участь дальнейшую ждал.

 

Тиф косил пассажиров в Анзерской глуши,

Люди в кельях страдали в холодной тиши.

Каждый день на подводе везли в «лазарет»

Тех, кто был на исходе и нёс всякий бред.

 

*  *  *

 

… Свято-Троицкий скит утопает в снегу,

Лодки вмёрзли в причал на морском берегу.

Связи с берегом нет, каждый сам по себе

Должен жить и катиться, как мяч, по судьбе…

 

… Дети тихо росли, ожидая свой час.

И Мария о том горевала не раз.

Неужели казнят неповинных детей?

Для чего сотворил Господь злобных людей?

 

Впрочем, нечего Бога напрасно гневить.

Худо-бедно, но в этом скиту можно жить.

Всё-таки не рудник и не лесоповал,

А конец всех единый, как видимо, ждал…

 

…На работу особо никто не гонял,

Каждый участь свою день за днём поджидал.

Знали узники все: нет с Анзéра пути,

Невозможно живыми отсюда уйти.

 

Заключенные тихо терпели нужду,

Раз Господь разделил на всех горе-беду.            

Жён священников, инокинь, женщин с детьми,

В Свято-Троицкий храм загоняли плетьми.

 

А когда-то сей скит независимым слыл,

И в нём в строгости Никон в монашестве жил.

Патриархом Руси он впоследствии стал,

И о муках людских он, конечно, не знал…

 

- Только всё изменилось в России…

       И сомнений в том нет у Марии!

 

 

      

 *  *  *

 

Свято-Троицкий скит застудила зима,       

В снежный плен поглотила деревья, дома.

Лёд над морем торосами крепко застыл

И к кремлю санный путь для людей проложил:

 

Может быть, ненадолго: на месяц, на два.

Только скит облетела средь ночи молва:

- Всех детей заберут и отправят в детдом,

И найти их не смогут мамаши потом!..

 

… Беспокойная ночь над Анзéром шумит,

В темноте материнское сердце болит.

Смотрит с грустью Луна, замерзая, с небес,

Поседел, притаившись под инеем, лес…

 

Ночка быстро растает, и снова рассвет

И судьбу изменить не получится… Нет!

Для бесправных написан начальством закон,

Наяву продолжается здесь страшный сон!..

 

 *  *  *

…В куртке кожаной вышла Алина,

Подхватила дочурку и сына

И на сани их бросила разом.

Закричали они вместе, сразу!..

 

К ним Мария метнулась без страха,

Но охранник ударил с размаха…

Бил Марию жестоко, прикладом,

Без разбора долбил, словно градом.

 

А вокруг надрывались овчарки,

Им от злобы людской было жарко.

Разорвать бы людей всех на части

И подать на обед новой власти.

 

  *  *  *

 

Свято-Троицкий скит замерзает в снегах,

Свято-Троицкий скит утопает в слезах:

Деток малых везут на большой материк!..

Над Анзером повис безысходности крик.

 

Навсегда с детьми бабы прощаются,

Конвоиры вокруг ухмыляются:

– Разорались, подстилки продажные!

Вы теперь не товарищи – граждане!

 

И детей воспитать не сумеете.

Жизнь теперь не для вас… Разумеете?

- Достояние – дети – народное.

Ну, а вы все – отрепье безродное!..

 

…И ушёл без возврата с Анзера обоз,

Он детей в неизвестность бескрайнюю вёз.

Без имён, без фамилий, как стадо овец…

У охранников, видимо, нету сердец…

 

Им Мария кричала и выла вослед…

Может быть, это сон снится?.. Только ведь нет!

Её деточек ждёт-поджидает беда,

Не найдёт их Мария теперь никогда.

 

Им не выжить средь стужи в обозе большом,

Малым деточкам нужен натопленный дом.

Только ждёт их приют в беломорской воде,

Сострадания нет к ним ни в ком и нигде!..

 

…В исступленье рыдала Мария. 

       Её жизни учила Россия…

 

*  *  *

 

Нету мыслей, нет сил и желания жить…

Как могла она раньше жестокою быть,

Отнимать у родителей малых детей…

Сколько горя она принесла для людей!

 

– Нет прощения мне. Как расплата – беда,

И кровинок моих увезли навсегда!..

Не дойдёт в лютый холод обоз до кремля,

Детям выжить в рванье на морозе нельзя.

 

– Не держите, пустите меня, палачи!..

Но охрана смеялась… Кричи не кричи…

Посадили Марию у храма на цепь.

– Чем скулить, как собака, давай песни петь!

 

И охранник гармонь растянул во весь ряд,

Песню громко запел он не в лад, невпопад.

У Марии сомкнулись, застыли глаза,

По щеке, замерзая, скатилась слеза.

 

Подкосило её, словно острой косой,

И сознанье ушло, боль забрав за собой.

В снег Мария упала, забыв обо всём,

Безысходность её опалила огнём.

 

А охранник гармошку свою надрывал,

Выпив спирта, смеясь, на снегу танцевал.

Для него заключённые – твари и скот.

– Пусть живёт, процветая, советский народ!

 

 *  *  *

- Номер двадцать восьмой! Сдохла?..

- Вроде бы нет…

                                 - Может, в прорубь её?..

                                                 - Указания нет…

 

- Тогда грузим её на тифозный обоз!..

И Марию обоз на Голгофу повёз.

Она выла в бреду и несла ерунду…

Заключенным  устроила жизнь чехарду.

 

 *  *  *

 

… До Голгофы больных не спеша вёз обоз,

Слёзы в лёд превратил беспощадный мороз.

Люди мёрзли в тряпье на соломе, в санях,

Но у тех, кто их вёз, нет пощады в сердцах…

 

… Два часа на морозе… Стучат зубы дробь,

В жилах стынет от холода алая кровь.

Тупо замерли мысли, как камень, душа,

В гору лошади зеков везли не спеша…

 

 

Часть XI. Лазарет

 

… Как змея, серпантином дорога вилась,

А по ней жизнь несчастных с Голгофы неслась.

Зазевался чуть-чуть и катись прочь с горы,

Нету сил, чтобы жить – выбывай из игры.

 

Кто-то дольше в мучениях срок проведёт,

Кто-то сразу душевный покой обретёт…

Устремится душа, словно ласточка, вверх,

Для неё стать свободной – великий успех…

 

*  *  *

 

...В храм больных затолкали, кого-то внесли,

Наконец-то страдальцы приют обрели.

Пусть всего-то плюс пять, но не давит мороз…

… Налегке в ночь с Голгофы уехал обоз…

 

Полуголые люди лежали везде,

Все мечты о тепле и о сытной еде.

Мысли в ужасе стыли, ломила душа,

И Мария лежала средь них, чуть дыша.

 

Понимала, что смерть её скоро возьмёт,

И она исцеление в этом найдёт.

А вокруг замерзали России сыны…

Без вины погибали они, без войны.

 

Навсегда ускользнули от них счастья дни,

Согревали друг друга телами они.

И Мария, вся сжавшись, ушла в забытьё,

Вспоминая паденье в мир злобы своё…

 

 *  *  *

 

...Скит Голгофо-Распятский стоял на горе

И сиял куполами на летней заре.

В нём когда-то монахи молились во тьме,

Освещая свечой путь нелёгкий себе.

 

Место свято хранимое было в веках,

Перед Господом Богом царил вечный страх.

Возносились молитвы о благе земном,

Чтобы чист и спокоен подлунный стал дом…

 

Только годы молений скатились под лёд,

И на службу ночную никто не идёт.

Скит кровавой харчевней в народе прослыл,

Страх Голгофу своей пеленою накрыл.

 

Здесь лечения нет, толку, что лазарет,

На горе заключённым спасения нет.

В храме древнем в три яруса нары стоят,

А на нарах в два слоя больные лежат.

 

Истощённые люди в прогнившем тряпье

Просят Бога о чуде в своём забытье.

Холод жуткий в застенках и нечем дышать,

Только некуда людям отсюда бежать.

 

Кровь со льдом, словно каша, лежит на полу.

Здесь нечистая сила вступила в игру.

Страшный бой разыгрался на древней горе,

Словно в сказке забытой о зле и добре.

 

Предают и воруют, завидуют, лгут,

Судят, грабят, насилуют, в пьянстве живут.

Отнимают детей, убивают и жгут

И на пытки людей, не жалея, ведут...

 

...Бой кровавый за души людей на Земле,

Чёрных Ангелов тени отныне везде.

Белых Ангелов воинство к людям спешит,

Но всё больше людей, не стесняясь, грешит.

 

Души Ангелы делят – ту вверх, эту вниз.

- Кто кого в этой жизни до смерти загрыз?..

- Кто молился за всех? Ну а кто за себя?

Души ждут свой черёд, в вечность путь обретя.

 

– Что за тварь, растянувшись на нарах, сопит?

Видно сладкая жизнь, раз она не скулит!..

Предала, потаскуха, советский народ?!

Хватит спать, зажирела, давай-ка вперёд!

 

Позабавимся вместе с тобою вдвоём,

Эту ночь, не скучая, в лесу проведём.

Хочешь, на кол тебя средь берёз посажу,

Или за ногу вниз головой привяжу.

 

А, быть может, тебя сунуть рыбкой под лёд?

За рабочее дело, давай, марш, вперёд!..

И палач самый главный Марию схватил,

Сжав ей волосы, на пол с настила стащил.

 

Без разбора её сапогами топтал,

Словно пыль из подушек в сенях выбивал!

Насладился, утешился, но не добил,

         Видно душу свою только он отводил.

 

Любо было ему слабых бить и пытать,

Бессловесных легко убивать и терзать…

… На Голгофской горе он был царь или Бог^*…

Делать всё, что хотелось, палач страшный мог:

 

В баню голыми гнали несчастных с горы,

Вниз по белому снегу, средь зимней поры!

А затем после бани по холоду в скит:

Голых зеков толпа по морозу бежит.

 

Кто-то замертво рядом с тропою упал,

Кто-то наверх на гору без сил добежал.

Только негде согреться – везде лёд лежит

И душа у несчастных в ознобе дрожит.

 

Умереть бы скорее, Господь не берёт,

А судьба испытания новые шлёт.

Холод, голод и смерть, вот и весь рацион…

Соловецкие дали… Не жизнь – страшный сон.

 

Сколько тел растерзали? Не знает никто.

Сколько полуживых под горой замело?..

Не расскажут об этом ветра никому.

Только Богу известно о том одному.

 

*  *  *

 

…Лагерь смерти ютился на древней горе,

Души пленных горели в слезах на костре.

Не понятно, за что, для чего, почему?

Ведь жестокость совсем не нужна никому.

 

Нынче ты, завтра он, послезавтра тебя,

Только кто бы примерил кошмар на себя.

Истощённых людей ждала верная смерть,

Но спокойно никто не давал умереть.

 

Те, кто веровал в Бога, молились за всех,

Чтоб Господь мог простить сразу каждому грех.

Люди стыд потеряли, от веры ушли,

Призрак счастья они в новом рабстве нашли.

 

Неизвестно кто хуже: цари или сброд?..

За великое дело страдает народ.

Тех, кто был поумнее и спорить умел,

Власть на смерть обрекла, чтобы пикнуть не смел.

 

По навету пустому, из зависти, лжи

Революционеры погибель нашли.

То, за что они бились – пустое враньё,

И при власти осталось одно вороньё.

 

  *  *  *

 

Чтоб тебя не предали - других предавай,

       Чтоб тебя не убили - других убивай…

                       

 

… Средь страдальцев священники жили в скиту,

Их водой обливали зимой на ветру.

Их душили и били, пытали огнём,

Но они лишь молились и ночью, и днём.

 

Среди них было много достойных людей,

Веры в Бога они не скрывали своей.

Помогали всем тем, кто об этом просил,

Шли на зов, не имея на то уже сил…

 

 *  *  *

…На Голгофе священник один добрый был,

Он Марию на нары тихонько втащил.

Дал напиться воды и лицо ей обтёр,

И завёл в темноте непростой разговор:

 

– Господь милостив и надежда есть...

     К морю, прочь беги, мест не перечесть,

          В чаще спрячь себя, вырой там нору,

               Ягод и грибов соберёшь в бору…

 

Может, выживешь и расскажешь всем:

     На Анзéр везут пленных насовсем!

          Нет пути назад, для людей здесь ад,

               В Божьем храме грязь, испражнений смрад.

 

                                   

Остров Анзерский – страшная тюрьма,

     И судьба у нас здесь на всех одна.

          Плаха общая, смертный эшафот,

               Людям здесь стрихнин заливают в рот,

 

А потом бревном толкнут с горочки,

     Рёбрам счёт вести станут ёлочки.

          И затем свезут к морю стылому,

               Чтобы сгнили в нём мы, постылые…

                         

И Мария решила, что хватит страдать,

Лучше где-то под камнем в снегу замерзать.

Невозможно побои и голод терпеть

И от холода в тёмном скиту коченеть.

 

Сколько можно бояться и смерть свою ждать?

Лучше к ней без оглядки навстречу бежать!

На всё воля Господня, ведь сил больше нет,

Луч надежды погас, как мерцающий свет.

 

– От побоев оправлюсь и в лес убегу,

И Господь не отдаст меня снова врагу!..

…А с притвора тащили погибших людей

И толкали с горы под обрыв поскорей…

 

  *  *  *

 

…Вот весна придёт, солнце припечёт,

Талый снег рекой с горок потечёт

И обмоет тех, умер кто зимой,

Не вернётся кто никогда домой.

 

Ляжет пласт земли, сверху валуны…

Похоронят всех, кто лежал с зимы.

Тех, кто грязь месил, как скотина жил,

Тех, кто, может быть, невиновным был…

 

                   …И весна пришла, наконец, в скиты:                    

Расцвели на лугах, вдоль озёр цветы.

Стало чуть теплей и белее ночь,

И Мария в путь собралася прочь.

 

Нужно выждать день,

       Чтоб уйти, как тень.

              Вниз с горы сбежать

                     И свободной стать…

 

Часть XII. Побег

 

…Спички выронил лагерный комендант,

Для Марии они как волшебный фант.

Шанс судьбою Марии был снова дан,

Спички сунула быстро она в карман.

 

А охранник с горы зеков гнал за водой,

Ему хочется спать, поскорее домой.

Надоела земля ему стылая,

Служба тяжкая, жизнь постылая.

 

У Марии в висках – колокольный звон,

Жизнь поставлена на последний кон.

Вот пригорочек, вот и ёлочки,

Ночка тёмная, найти б норочку.

 

Часовой отстал, она в сторону:

– Защити, Господь, мою голову.

За валун прыжком… Мимо все прошли,

А она с горы: только б не нашли.

 

Спички да ведро – вот богатство всё,

Убежать бы в лес да пожить ещё.

Не найдут – даст Бог! Для чего искать?

Будет вновь зима, нужно выживать…

 

… Ночью тёмною она лесом шла,

К морю Белому, наконец, дошла.

Лагерь на горе… Никого нигде…

Путь отшельника выбрала себе.

 

По камням к воде, думы о еде…

Виноград морской гроздьями везде,

Словно огурцы в бочке квашены,

Мысли о еде враз погашены…

 

…Морской фукус глотала Мария…

       …Судьбы людям ломала Россия…

 

 

…Нарвала в ведро ветки мокрые

И скорее в лес тайной тропкою.

- Нужно спрятаться, вглубь земли уйти,

Чтоб охранники не смогли найти.

 

– Не отдай, Господь, в руки палачей,

Обрати ко мне взор своих очей.

Помоги отыскать мне пристанище

В непролазно-глухом, диком займище!..

 

…Ночь холодная, очень тёмная...

Она спряталась в щель укромную.

Посреди камней, тихих ёлочек

Постелила постель из иголочек.

 

Соткала одеяло из веточек

И уснула, как малая деточка.

Вся голодная и холодная,

Пусть ненáдолго, но свободная.

 

…И приснился Марии чудесный сон:

Богородица показалась в нём.

Наказала жить, терпеливой быть,

И Спасителю день и ночь служить.

 

Указала она путь-дороженьку,

И Мария доверилась ноженькам.

В чащах пряталась, по болотам шла,

Вдоль озёр без сил день и ночь брела.

 

Буреломы давали Марии приют,

Конвоиры мерещились ей там и тут.

– Пусть от голода, холода я пропаду,

На Голгофу назад ни за что не пойду!

 

Надо строить землянку, чтоб в ней зимовать,

Не позволит Господь мне в снегу замерзать.

… Земляника, черника… Июньский размах…

Мысли вскоре покинул безудержный страх.

 

Появилась надежда на лучшие дни,

Как средь ночи морозной жилища огни…

Как сухарик с водой в подземелье пустом

И как друга лицо в краю дальнем, чужом.

 

Вновь Мария шептала молитвы слова,

Под ногами ковром расстилалась трава.

Россыпь ягод несобранных, копна грибов,

Урожай у Марии на зиму готов.

 

 

А с обрыва тропинка к озёрной воде

Под еловым покровом спускалась к гряде.

Словно кто-то сажал эти ёлочки в ряд,

Обложив валунами тропинки наряд…

 

Сердце бешено билось, рвалось на куски,

А душа зажимала надежду в тиски.

По тропинке вниз к озеру, снова вниз-вверх

Мох обрывы обвил, словно сказочный мех.

 

- Нужно вырыть здесь дом средь больших валунов,

Чтобы спрятаться в нём от студёных ветров…

Вдоль обрыва, средь ёлок под сказочным мхом

Шаг за шагом искала Мария свой дом:

 

Вспоминала молитвы священной слова,

Под руками её раздвигалась трава.

Средь больших валунов лаз в пещеру нашла,

И от счастья Мария почти умерла.

 

     В лабиринте проходов протиснулась внутрь,

Сердце в бешеной скачке рвало её грудь.

Наконец, свод расширился: сухо, тепло…

Жадно чиркнула спичкой, и стало светло.

 

У стены валуны ровной чашей лежат,

Среди них для костра чурбачки в ряд стоят.

В уголочке лампадка, иконка над ней…

- Здесь, наверно, никто не бывал много дней.

 

…Фитилёк загорелся, мерцая горит,

На Марию с иконы Спаситель глядит.

Всё простил он Марии и дал тёплый кров,

Он, как видно, услышал её скорбный зов…

 

…Кто-то в тихой пещере давно проживал

И молитвы слова, не смолкая, шептал.

Кто тот старец, что смог дать Марии приют?

Дни истории древней Советы сотрут…

 

   … Деревянный топчан, шкурки зайцев лежат,

Полушубок из нерпы и унты стоят.

Нож из камня, а в чашке большой – рыбий жир.

Это был незнакомый и сказочный мир!..

 

Видно старец отшельником здесь проживал

И хозяйство своё, не спеша, собирал.

Деревянные чашки, бадья^*  для воды

И настилы вдоль стен для храненья еды…

 Старый ящик в углу, в нём обычная соль,

Зёрна в ступке, а в чашке горох и фасоль.

Не на долго хозяин, как видно, ушёл,

Но дорогу обратно домой не нашёл.

 

Может быть, путь ему преградил человек

Или зверь растерзал… Это тайна на век.

Кто-то дом свой построил в дремучей тиши,

Кто-то жил много лет в непролазной глуши.

 

Мох и копна грибов среди елей седых,

Валуны средь холмов, россыпь ягод лесных.

Гладь прозрачных озёр среди впадин и гор,

Распахнул свои крылья таинственный бор.

 

К морю тропка ведёт под покровом лесов,

Малахитовой крошкой рассыпался мох.

Серо-сизый лишайник на ветках подсох,

Шишки с елей уснувших летят из-под ног.

                    

Изумрудные ёлочки спят в тишине,

Нежно лапки сложив и мечтая во сне.

А над морем Венера, сияя, блестит,

И о чём-то с Полярной звездой говорит.

 

Острова Соловецкие – корень Земли,

Мимо вас мореходы вели корабли.

В кельях жили отшельники в дикой глуши,

Днём и ночью молились в безмолвной тиши…

… От лампадки Мария огонь разожгла

И приют свой в пещере далёкой нашла.

Дым стелился по полу, тихонько шёл вверх…

Это был для Марии великий успех.

 

Она вышла наружу в обнимку с ведром,

Чтоб воды наносить, отоспаться потом.

Дым тихонько растает, костёр прогорит,

Только кладка из камня тепло сохранит…

 

…Зачерпнула Мария озёрной воды,

Чтобы тело отмыть от постигшей беды,

Чтобы смыть слизь бараков и грязь мерзких рук,

Попытаться забыть череду страшных мук…

 

… По тропинке Мария ведёрко несла,

Диалог в своих мыслях неспешно вела:

- Если жить довелось, то не нужно роптать,

Значит Богом начертано землю топтать.

 

Время смерти моей стало быть не пришло,

И звено дней последних меня не нашло…

А поэтому нужно о прошлом забыть,

Днём и ночью молитвы в пещере творить.

 

 Одиночество время раздумий даёт,

Одиночество к мудрости сильных ведёт.

Выжить слабый не сможет в холодной тиши,

Только сильный способен прожить на гроши.

 

Дым ушёл из пещеры, осталось тепло,

Опустила булыжник Мария в ведро.

Он нагрелся в костре, зашипел от воды,

Воду быстро согрел он до нужной поры.

 

 

- Ах, какое блаженство: умыться водой,

Смыть с себя слизь и гадость, прилипших с судьбой.

Обтереть своё тело и смыть с себя грязь,

Чтобы больше никто не назвал тебя «мразь»…

 

…Капли тёплой воды вниз по телу скользят,

Чуть дымясь, две лучины^*  в пещере горят.

Они дарят Марии тепло, нежный свет,

Защищая Марию от горя и бед.

 

По молитве воздал помощь грешной Господь,

Он послал ей возможность сберечь свою плоть.

Он помог обрести тайный скит за холмом,

Обустроить, наполнить запасами дом.

 

  *  *  *

Выгребала Мария золу из костра

Её много скопилось: почти полведра…

А затем заливала озёрной водой

И томила на печке, мешая порой.

 

После этого сутки Мария ждала

И прозрачную жидкость в бадейку слила.

Это щёлок ^* Мария варила в ведре,

Чтобы мыльным раствором мыть тело себе.

 

Этот старый рецепт подарила ей мать,

Чтоб обычаи прошлого не забывать.

И Марии теперь пригодился совет,

В память к ней он вернулся спустя много лет.

 

А затем отмывала Мария ведро,

Чтоб устроить в пещере купанье своё.

Новый мир заставляет по-новому жить,

Из того, что имеется, гнёздышко вить.

 

Глава XIII. В скиту

 

          … У Марии дел много, ведь скоро зима,

А Мария за всё отвечает сама.

Нужно ягод собрать и грибов насушить,

Заготовить дрова, чтобы жить… Просто жить!

 

 

 

Подыскать валуны, чтоб сложить дымоход,

И проделать в горе для него сложный ход.

Нужно глину найти, чтоб скрепить валуны

И печурку сложить до холодной зимы.

 

Нужно только припомнить рассказы отца,

Он когда-то познанья имел мудреца.

Всё природа нам щедро для жизни дала.

Жаль, рецепты до нас она не донесла.

 

А советы всплывали из прошлого к ней,

Среди белого дня и из спящих очей.

Сотни мыслей роились в её голове,

И искала запасы Мария в траве:

 

Насекомых без счёта ловила

И в пилюли из глины крутила.

Днём погожим на солнце сушила,

В утешенье себе говорила:

 

- Станут пищей пилюли холодной зимой,

Запивать я их буду водой ключевой.

Не дадут умереть они с голоду мне,

Выживали так люди всегда и везде.

 

И Мария шептала свои мысли вслух.

Вой студёных ветров ей захватывал дух.

Бил холодный прибой по седым валунам,

Не добраться отсюда домой по волнам.

 

Нужно тихо молиться в Анзерской тиши,

Поминая погибших в холодной глуши.

Даст Господь, и узнают когда-то о том,

Что творили на острове дальнем, большом.

 

Словно фабрика смерти

       Вела душам счёт,

                            Отправляя их злобно

                                               В последний полёт.

 

 

                                                                                               

 

… А на небе закат полыхал янтарём,

 На ветру в небе чайка металась.

Вспоминала Мария в слезах о былом,

В ней надежда с мечтою прощалась…

 

… Между тем приближалась к Анзéру зима,

Из урочищ тащила Мария дрова.

От дождя хоронила под елями их,

Чтоб зимой не искать средь сугробов седых.

 

Заготовила ягод, кореньев, грибов,

Насушила из моря съедобных даров.

И поверила в то, что сумеет здесь жить,

В одиночестве полном молитвы творить.

 

Нет надежды вернуться с Анзéра домой…

В одиночестве жить, но зато быть живой.

Без дверей в конуре, без гроша в кошельке,

От людей жить придётся теперь вдалеке…

 

 

… Стылый ветер на улице грозно шумит,

В уголке под иконой лампадка горит,

А в ногах у лежанки стоит крепко печь

В ней тепло валуны могут долго беречь.

 

Их от моря Мария таскала к себе,

Чтобы глиной связать на озёрной воде.

Гладкий камень на камень, и печка растёт,

Для готовки отверстие ждёт свой черёд.

 

Потихоньку смогла откопать дымоход,

Чтоб средь ночи дымок отыскал нужный ход.

Для того чтоб тепло для себя сохранить,

Не забыла заслонку она смастерить.

 

Вспоминала, как в детстве жила на Дону

И глазами ребёнка училась всему.

Мать Марии казачкой донскою была,

Из семьи атамана она род вела.

 

С дочкой малой спешила средь лета на Дон,

Чтобы там навестить свой родительский дом.

А Мария играла с простой детворой,

Возвращалась под вечер лишь только домой.

 

Изловчилась сапеткой^* ловить карасей,

Из рогатки стрелять, удивляя людей.

Научилась из глины посуду лепить,

Чтобы в ней после обжига пищу варить.

 

 

Изучала коренья с отцом и траву,

Собирала в гербарий с деревьев листву.

Не успела Мария стать знатным врачом,

Видно быть ей хотелось простым палачом.

 

Ей казалось, что жизнь быстро в гору идёт,

И что счастья не видит убогий народ.

Она стала вершителем судеб других…

Отнимала детей - а теперь нет своих.

 

Потеряла родителей, их предала…

И к корыту разбитому в горе пришла.

Невозможно народ под ружьём к счастью гнать,

Не должны при любой власти люди страдать.

 

На костях всенародных

       Не выстроить дом,

              Чтобы смрадом и смертью

                     Не веяло в нём…

 

  *  *  *

… Дождь осенний шуршит день и ночь за стеной,

Из-за гор потянуло студёной зимой.

Облетела листва с белоствольных берёз,

Потемнел и насупился сказочный плёс.

 

Птицы, в стаи собравшись, отправились в путь,

Лета тёплого дни невозможно вернуть.

Нужно сжаться в комочек и тихо лежать,

Потому что спасения нет смысла ждать…

 

 

*  *  *

…По тропинке укромной среди валунов,

Под еловым шатром к морю путь был готов,

Чтоб зимой пробираться на берег морской:

Где-то там, за туманом, дорога домой.

 

Уходила Мария на берег мечтать,

Прошлой жизни виденья с тоской вспоминать.

Собирала морские дары средь камней:

Птиц погибших, рыбёшку, остатки сетей.

 

Всё, что к берегу нёс беспокойный прибой,

Подбирала Мария, тащила домой.

Перья птиц для подушки, а птиц на еду:               

- Среди веток подсохнут на стылом ветру.

 

Впереди ещё долгая будет зима,

А Мария в пещере далёкой одна.

Радость в том, что хотя бы отсутствует страх,

Большевистский его выбил наотмашь стяг!..                 

 

… Как-то раз снова к морю Мария пошла

И подарок судьбы для себя там нашла.

Нерпу к берегу вынесла ночью волна,

И она средь камней умирала одна.

 

Жалко нерпу Марии, но это еда!..

Для Марии запасы, для нерпы беда…

Содрала шкуру с нерпы добитой ножом,

На куски поделила, к пещере потом.

 

Мясо к дому носила в добытом ведре,

Чтобы с фукусом спрятать в отрытой норе.

Фукус мясо просолит… Всю зиму еда,

Ведь Мария в пещере теперь навсегда…

 

Будет здесь она жить, если вдруг не найдут,

В лагерь смерти беглянку опять не вернут…

Мясо нерпы Мария солила весь день,

Пока холм не затмила ночных крыльев тень.

 

Она шкурой прикрыла внутри кельи ход,

Чтоб тепло не блуждало до самых ворот.

Только справилась с делом, вдруг кто-то шуршит,

На Марию кот рыжий с опаской глядит.

– Ничего себе гость заявился ко мне!

Видно пищу давали монахи тебе.

Где ж ты, киска, скиталась? Одна как жила?

Как дорогу ко мне среди леса нашла?

 

Заходи, не стесняйся, давай вместе жить.

Ночью тёмной, холодной печь в доме топить,

Чтобы дым не увидели днём на горе

Будем греться украдкой лишь ночью в норе.

 

Коль не хватит запасов, уж не обессудь,

Можешь вновь, если надо, отправиться в путь.

А пока заходи, спой мне песню свою,

Отогрей хоть немножечко душу мою.

 

Рыжий кот облизнулся, кусок нерпы съел,

На лежанку забрался и песню запел.

В уголке, под иконой лампадка горит,

В печке ветка от ёлки, сгорая, трещит.

 

Запах жареной рыбы, сушёных грибов

Для Марии сегодня стол полный готов…

…За стеной ночью тёмной позёмка метёт.

В тайной старой пещере Мария живёт…

 

Изменить невозможно порой нам судьбу,

Даже если она нам приносит беду.

Рыжий кот-замурчалка ей песни поёт,

А Мария свой крест Богом данный несёт.

 

…Без молитв не проводит Мария и дня,

Без молитвы теперь – это как без огня.

Богородица ей миг спасенья дала

И по лесу сквозь чащу к пещере вела.

 

Пусть хоть сколько Господь даст Марии пожить,

Чтобы ей постараться грехи замолить.

Помолиться о детях… Где их скорбный след?

Никогда не узнает Мария ответ…

 

  Часть XIV. Зима

 

Дни летят. Не спросившись, пришла вновь зима,

Белоснежным покровом скатилась с холма.

Снежный наст ровной гладью повсюду лежит,

След на нём, как предатель: никто не сбежит…

 

Для Марии настали тяжёлые дни,

С рыжехвостым приблудой они здесь одни.

Им нельзя из пещеры на свет выходить,

Нужно ждать снегопад и без ропота жить.

 

Снег укроет следы, словно белый ковёр:

Вдруг чекисты нагрянут сюда из-за гор.

И поэтому ждать нужно вьюгу-метель

При лампадке, забравшись у печки в постель.

 

Думы разные в мыслях Марию гнетут:

Как жить дальше на острове, коль не найдут?

Пищу как добывать, как хозяйство вести?..

Загадала Мария сапетку сплести.

 

Как-то раз в снегопад наломала ветвей

И нашла себе дело до солнечных дней:

Можно рыбу сапетками летом ловить,

И продукты в них будет удобно хранить.

 

 

Нужно сделать корзины, посуду сплести,

И порядок в пещере своей навести…

…Жить с работой Марии куда веселей

Среди северных долгих и пасмурных дней…

 

Белоснежным ковром распластались снега,

Льдом хрустальным покрылись, застыв, берега.

Тихо ёлочки спят, спрятав веточки в шаль,

Им, наверное, лета ушедшего жаль.

 

Где-то ухнет сова на сердитый мороз,

И сосульки посыплются с белых берёз.

Тихо ветер шуршит средь озябших ветвей,

Словно ищет о лете хороших вестей.

 

Валунами и елью в пещеру скрыт ход,

Отыскать невозможно к Марии проход.

Открывает его она только в метель,

Убирая в сторонку пушистую ель.

 

Только рыжий котище имеет свой лаз,

Чтобы справить нужду и пополнить запас.

Мышь поймать или птицу домой притащить,

И Марии с котом веселей стало жить.

 

Часть XV. Тревожная ночь

 

Как-то раз среди ночи кот вздыбился весь,

Зашипел, зарычал: мол, опасно нам здесь.

У Марии от страха сдавило виски,

Неужели опять на Голгофу, в тиски?

 

Слава Богу, протоплена с вечера печь,

И задвижка закрыта, тепло чтоб сберечь.

Значит дымом не пахнет уже средь берёз.

Да кого же сюда путь нелёгкий занёс?

 

Неужели из лагеря кто-то сбежал

И дорогу сквозь чащу в лесу отыскал?

Но спастись невозможно холодной зимой,

Если ты не запасся средь лета норой.

 

Шкуру нерпы Мария слегка подняла.

От прохода на волю скрывала она,

Сохраняя тепло в старой келье большой

И уют создавая холодной зимой.

 

По проходу Мария тихонько прошла

И сквозь снежный занос щель на волю нашла.

Мимо люди с холма к морю Белому шли,

Беглецы сквозь сугробы к торосам брели…

 

Закричать бы, позвать, и хоть чем-то помочь…

Только страхом окутала темная ночь…

Ноги ватными стали, язык онемел…

А Господь, видно, каждому слал свой удел…

 

И Мария упала к иконе в норе,

Ей Господь дал приют в этой тихой горе.

От раздумий болела её голова,

Исступленно шептала молитвы слова:

 

- Богородица родная, защити!..

На меня свой взор великий обрати!

Стань врагам моим преградой на пути,

На меня покров святой свой опусти.

 

Защити меня, прошу, и схорони,

И не дай меня в лесу глухом найти.

За холмами пусть меня не видит враг,

Чтобы пропадом пропал их красный стяг…

 

Матерь Божия, пленённых защити,

Помоги с ума страдальцам не сойти.

Дай возможность возвратиться всем домой,

Поведи их через море за собой.

 

Богородица, спаси и помоги

Или Господа об этом попроси.

Если нет, то пусть к себе всех заберёт

И от страшных истязаний сбережёт.

 

Силы дай тем, кто попал сейчас в беду,

Убери мучений страшных череду.

Помоги тем, кто страдает в лагерях,

Помоги, чтоб был не вечным красный стяг!..

 

     *  *  *

…Лай собак, крик людей,

       Выстрелов череда.

                            Тишиной распахнулась

                                        Средь ночи беда…

 

*  *  *

                                                                      

… Вот и всё! Беглецам не добраться домой,

Им судьба принакрыла глаза пеленой.

Смерть настигла людей средь сугробов в пути,

И дорогу домой им теперь не найти.

Завывает пурга среди голых ветвей,

 

Снежным пледом укутав погибших людей.

Скорбно шепчутся ели, вздыхая, скрипят,

На убийц с неба звёзды сквозь тучи глядят.

 

Конвоирам на это на всё наплевать,

Им приказано беглых скотов убивать.

Жалко вечер испорчен: замёрзли они,

Вдалеке на Голгофе уж гаснут огни.

 

Там на отдых отправился весь комсостав…

- Спят теперь в тёплых кельях, вверх пузо задрав!

Лишь охранники тупо по лесу бредут,

Беглых пленных без жалости злобно клянут…

 

… А мороз всё сильнее и ветер свистит,

Из норы своей молча Мария глядит:

Вдалеке по обрыву охранники шли,

Вслед за ними собаки уныло брели.

 

Слава Богу, что ветер с другой стороны,

И никто из собак не учуял норы.

Мимо, в лес, по тропинке, за гору ушли

И беглянку они средь снегов не нашли.

 

Значит, снова беда обошла стороной,

И Мария смогла вновь остаться живой.

Зиму в тёмной норе у огня коротать,

Свои детство и юность в слезах вспоминать.

 

…Только нет ей покоя в бескрайней ночи,

Растревожили разум её палачи.

Нужно ей одеваться и к морю идти,

Там убитых должна она срочно найти.

 

А иначе к утру их совсем заметёт

И Мария добычу свою не найдёт…

Может шапку, кальсоны с кого-то возьмёт

И в нору свою это добро принесёт…

 

Часть XVI. Добыча

 

…Путь по снегу нелёгкий в кромешной ночи.

- Ты от страха, сердечко моё, не стучи!..

Ещё можно следы средь кустов отыскать

И по ним, не сбиваясь, упорно шагать.

 

Наконец, в темноте рассмотрела тела,

Их метель снегом белым почти замела.

Слёзы лить бесполезно, людей не вернуть,

Сердце каменным стало, познав горя суть.

 

Что сумела, Мария с убитых сняла

И с собой без стесненья и страха взяла.

– Отстираю весной целый ворох тряпья,

Станет норка уютней и краше моя!..

 

Из исподнего можно себе что-то сшить…

Слава Богу, теперь можно что-то носить!..

- Чья-то смерть мне поможет на острове жить,

Гибель пленных поможет счастливою быть!..

 

Под раскидистой елью валялся рюкзак,

В нём мешок с сухарями, горсть чая, табак,

Банка старой тушёнки и гречки мешок,

Из премблюда с капустой один пирожок.

 

Спички, соль, макароны, душистый овёс…

Свой запас кто-то тайно из лагеря нёс.

Радость тёплой волной переполнила грудь,

И в обратный Мария отправилась путь.

 

Позади неё стыли несчастных тела,

Их без времени смерть не спросясь забрала.

Нагишом, без могилы они тихо спят,

И над ними деревья протяжно шумят.

 

Довелось им свободными здесь умереть,

Не придётся погибшим вновь муки терпеть.

Убегали страдальцы холодной зимой,

По ледовым торосам спешили домой.

 

Сколько их по Анзéру под снегом лежит…

Только каждый, кто может, из плена бежит

И мечтает по морю до дома дойти…

Только вряд ли с Анзéра возможно уйти.

 

…Вся в раздумьях шагала Мария домой,

Заметая ветвями следы за собой…

Сверху вьюга засыплет остатки следов,

На Анзéре закон жизни очень суров.

 

Наливается кровью замученных флаг…

Кто сегодня всем друг, завтра может быть враг!

Марш за правое дело, советский народ,

Тех, кто мыслит иначе, Голгофа зовёт!

 

…А на небе закат полыхал янтарём.

       На ветру в небе чайка металась.

              Вспоминала Мария в слезах о былом.

                     В ней надежда с мечтою прощалась.

 

Эпилог

 

… День за днём, год за годом идёт кутерьма,

На Анзéре Мария осталась одна.

Пленных вывезли в море… Кингстоны открыв…

Баржи камнем под воду! Не стало живых.

 

Все свидетели сгинули в стылой воде,

Их следа не осталось отныне нигде…

Только стон по Анзéру средь елей летит,

Храм на Белое море с вершины глядит…

 

Опустевшие кельи стоят в забытьи…

Довелось им сквозь ад настоящий пройти.

Стоны зверски замученных помнит гора:

Для охранников пытка людей, как игра…

 

Кто-то сам выбирает свой путь на земле,

А кому-то судьбой путь проложен во мгле.

Кто-то платит за то, что когда-то свершил,

Ну а кто-то за то, что совсем не грешил…

 

  *  *  *

…Плача, тихо молилась Мария…

 В прошлой жизни осталась Россия!..

 

 

- Господи, пошли терпенья мне,

За свои грехи горю в огне.

Правда стала ложью, ложь судьбой.

Юность, что ты сделала со мной?!

 

Для чего дала неверный путь?

Поздно я с него смогла свернуть…

Скольким людям жизнь сломала я…

А теперь пропала жизнь моя.

 

Плеск воды и стылый шум ветров,

Чаек крик средь белых облаков…

Нет назад дороженьки-пути,

И домой тропинку не найти.

 

Пустота… Одна на берегу,

Скорбный остров тихо стерегу.

Все ушли: рабы и палачи…

Тишина: кричи и не кричи.

 

Небо рвёт сиреневый восход,

Вот бы знать судьбу мне наперёд.

Серой мышкой я б тогда жила,

Честь семьи и душу берегла.

 

Я б молилась тихо у икон,

Душу мне не рвал бы скорбный стон.

Сколько разного мне довелось познать!..

Сколько унижений испытать!..

 

Липкий страх, бесчестье, жуткий стыд,

Холод, голод, боль и рабский быт.

Прошлое, как камень на ногах…

Облегченья нет в пустых слезах.